Ballantine’s Urban High: 20 лет со дня главного российского сноуборд контеста
27.09.2017
20 лет назад, 27 сентября 1997 года на Манежной площади прошел самый важный контест в истории российского сноубординга – Ballantine’s Urban High с выступлением The Prodigy. Мы узнали, кто это придумал, кто там участвовал и как это повлияло на индустрию.
Небольшое отступление - в тексте часто говорится “Красная площадь”, но имеется в виду Манежная, где и проходил контест.
Максим Балаховский Прорайдер, профессиональный гид, основатель компании HeliPro, которая организует вертолетное катание по всему миру. На соревнованиях — участник
В начале сентября 1997 года мне позвонил Володя Соколов из компании Rossignol, которая на тот момент меня спонсировала. Они тогда спонсировали все главных райдеров — Перестрелку (Андрей Лавров), Акробата (Роман Дырин) и меня. Это произошло после первого чемпионата России, который также прошел в 97 году на Кавказе. Мы заняли первые три места и нас сразу же одарили спонсорством.
Неожиданно после лета мне позвонил Соколов и говорит «Срочно прилетай в Москву, планируются соревнования и тебе надо выступать». Я, честно говоря, сразу положил трубку и подумал что это какая-то странная шутка. Но он перезвонил, и я уже не мог отказаться. Он купил мне билет, и я прилетел. При этом у меня не было нормальной доски, потому что свою я сломал летом на вулкане, и мне в Москве выдали новую, крепления тоже были какие-то наполовину работающие. В общем, у меня по снаряге был достаточно слабый комплект. И я пару месяцев не катался.
Когда я приехал, то, конечно, был ошарашен масштабом. То, что я увидел здесь — то количество людей и те звезды, которых я видел только в журналах и на видео, вдруг все они собрались на Красной площади, точнее на Манежной. И от этого, конечно, дрожь в коленках была постоянно.
Запись с контеста, фрагмент фильма “Белые дороги”
Я не помню общее количество участников. Это был инвитейшнл (по приглашениям, без отборочных этапов для всех желающих – прим. ред) — и от России взяли трех лучших на тот момент сноубодристов. Первое место на чемпионате России занял Акробат, второе – я, а третье – Перестрелка. Вот нас троих и взяли. Хотя, возможно, я что-то путаю, и по результатам туда попал Макс Халин, а Перестрелка попал как-то по-другому. Это так давно было, что я не помню. Короче, Андрей в зачете не выступал.
Первый российский контест был на Кавказе, мы прыгали там вместе с буржуями. Но в зачет там шли только российские спортсмены. Общее количество участников было порядка 30 человек. При этом 90% из них прыгали просто прямо. А Urban High – это был первый в России сноуборд контест для широкой публики.
Организатором был некто Толик Власов. Он был на Камчатке в 1994 году. А в 1995-м мы для него организовывали первую экспедицию на север Камчатки. Это место, которое называется Тумроки. Там был суперсильный состав райдеров: Аксел Попорте, Жером Кэтс, Дориан Видаль и другие. Аксел Попорте только выиграл King of the Hill на Аляске, самые топовые фрирайдовые соревнования на тот момент. Он там мочил, конечно, отовсюду. И на Красной площади Толик организовал все с помощью Nescafe, это был один из титульных спонсоров. И плюс Ballantine's. А через два-три года после этого появилась Nescafe «Чистая энергия» в Крылатском.
Люди из толпы реагировали на нас как на цирковых клоунов. Там было нереальное количество охраны. Нас привезли на тренировку с утра. Там только засыпали искусственный снег, который мы видели первый раз в жизни. В этот же момент приехало штук 20 больших грузовиков с милицией. И эти толпы в сером начали выплывать из грузовиков и организовывать какие-то барьеры и кордоны.
Чтобы попасть в зону контеста нам надо было пройти три зоны оцепления. Зоны артистов не пересекались с зонами спортсменов, и все это для нас было в диковинку. То есть у нас не было прямого доступа к толпе. И слава богу — потому что во время выступления The Prodigy начался трэш. Какие-то люди высыпали в центре толпы, поснимали ремни с пряжками и стали разгонять народ. Мы с трамплина смотрели на все происходящее — там прямо такие круги были в толпе.
На контесте мы познакомились со всеми иностранными спортсменами. После катания пошли в ГУМ, там купили какой-то водки и начали пить ее прямо на рампе. Но вдруг после выступления The Prodigy нам объявили, что надо снова прыгать — чтобы устроить показательные выступления. В итоге, конечно, было пару жестких уборок, потому что все уже расслабились. Я прыгал фронтфлип, и, перекручивая, падал лицом прямо в снег. А снег был искусственный и подтаявший, как будто поверхность была усыпана маленькими кристальчиками. В общем, когда я на утро умывался, у меня все лицо было в мелких порезах. И это было, конечно, достаточно больно [смеется].
Основной контест был по сноуборду, плюс там стояла рампа для показательных выступлений. Там были роллеры и скейтбордисты, и там я впервые в жизни увидел человека на BMX. Он всех нас поразил, конечно, сильно. По таймингу была сначала наша разминка, потом скейтеры, потом одна музыкальная группа, потом наш полуфинал, затем еще одна группа, и финал. А потом уже вышли The Prodigy. И после них у нас были показательные.
В полуфинал, по-моему, никто из русских ребята так и не попал. Но состав иностранцев был очень мощный – фактически мировой топ-10 на тот момент. Я смотрел на их выступления и не знал, что такие трюки вообще существуют. Я про грэб узнал в апреле того года, а потом уже в сентябре прыгал с гребом на Красной площади. Для меня это, конечно, был ударный год: у меня и ребенок первый родился, и мы Камчатскую федерацию сноуборда сделали, и я занял два вторых места на чемпионате России и потом еще прыгал на Красной площади. Серьезный год.
Максим Белогуров «Черок» Автор первых российских массовых сноуборд-видео – Кунсткамера, Рекламная Пауза, 007. На соревнованиях — зритель
Это была серия Ballantine’s Urban High, биг-эйры в разных городах, чисто коммерческое мероприятие. Райдеры — только инвитэйшенл, то есть, по личным приглашениям. Были только иностранцы, кроме двух вайлдкард, которые достались Перестрелке и Акробату, если я не ошибаюсь (также в соревнованиях принимал участие Максим Балаховский — прим. ред.).
Выиграл контест очень популярный на тот момент Макс Плотценедер, он прыгал очень модный тогда трюк — rodeo 540. Кроме него приезжали Давид Винсент, Штефан Грубер, Рето Ламм, Жан Симмен и Томми Тойминнен.
Основная фишка Ballantine’s была в том, что это были не просто сноуборд-соревы, а некий фестиваль. Стояла рампа перед музеем Ленина, там катались иностранные скейтеры. Стояла сцена, на которой выступали разные коллективы, в том числе и мои друзья из Москвы, группа Тайвокс, а после финала выступали Prodigy. На них пришло какое-то невероятное количество народу и был очень мощный и крутой лайв-акт. Сказать, как реагировала публика именно на сноубордистов, по этой причине сложно. Но, безусловно, в деле популяризации это мероприятие сыграло значительную роль.
Список участников контеста:
Дэвид Винсент (David Vincent), Гого Госснер (Gogo Gossner), Макс Плотценедер (Max Plotzeneder), Жан Симен (Gian Simmen), Томми Йохансон (Tommy Johanssen), Cтефан Грубер (Stefan Gruber), Томми Тойминен (Tommi Toiminen), Рето Ламм (Reto Lamm), Оливер Холцмен (Oliver Holzmann), Макс Перотти (Max Perotty).
Источник - insnow.ru
Максим Ганкин и Павел Ширковский В прошлом — прорайдеры, Максим также соорганизатор многих соревнований и сноуборд-лагерей, на соревнованиях — зрители
Павел: Это был качественный ивент по иностранному сценарию — все по-буржуйски. Райдеры все иностранцы, наших пустили так, для колорита. Это был первый массовый контест. Все было очень необычно, масштабно и круто! Мы сидели у самой конструкции, то есть в самом интересном месте, рядом со всеми участниками. А с самого концерта я ушел — слишком опасно было!
Запись концерта на MTV
Максим: Это был первый ивент такого размаха. Привезли Prodigy. Была полная Манежка, мы еле пробрались в отгороженную зону перед трамплином. Там поместились все немногие, кто в то время катался на сноубордах. Был абсолютный разрыв сознания! Дело было в сентябре, а к зиме я замутил себе сноуборд и перестал кататься на лыжах. И сразу начал учиться прыгать. Потом было много ивентов — Nescafe «Чистая энергия», Nokia и другие, но такого драйва, как в 1997, я больше не помню.
Алексей Хохлов Один из пионеров российского сноубординга, ведущий многочисленных сноуборд-мероприятий. На соревнованиях — ведущий
Я стал ведущим этого контеста довольно спонтанно. Туда пригласили всех этих французских райдеров. И ребята, которые их звали – мы с ними вместе катались на сноубордах в Крылатском. Они пригласили ведущим моего приятеля, Радика Самирханова, с которым мы делали сноуборды. Но на событии он растерялся, а я стоял рядом и взял микрофон. Акт доброй воли и дружеской поддержки. Никакого спродюсированного момента не было. С тех пор я достаточно долго вел такого рода мероприятия. А некоторые и организовывал. Например, Nescafe «Чистая энергия» мы делали тоже вместе с Радиком.
Urban Hign был моим дебютом. До этого я вообще подобным не занимался. Нам больше нравились технические моменты, и мы уже тогда делали доски. Мы не занимались особо популяризацией этого вида деятельности, потому что он тогда еще не был ни Олимпийским, ни каким еще… Нас в Москве было человек 20 максимум. Это был тоже определенный приятный момент — мы все знали друг друга. Сообщество было какое-то достаточно искреннее, и неважно было, чем ты занимаешься помимо катания. Поэтому все мероприятия тогдашние проходили не под эгидой наживы или коммерческого стратегического планирования. Они все были такие очень искренние – как получилось, так и получилось.
Сообщество жило так довольно долго. Экстремальный спорт как понятие — он был, скорее, эзотерический, чем явный. Если ты никого не убиваешь, но делаешь какие-то страшные вещи, это все называлось экстремальными видами спорта. Зато в этом свой прикол был — если ты чувствуешь, что человек в теме — то тебе в принципе не важно, как он выглядит, что он делает. Главное, что от него что-то исходит, какая-то внутренняя доброта.
Организатор события, Толик, был мощнейший человек — советский вроде как, но, конечно, и в советское время были люди-пароходы. Он знал английский, был достаточно открытый, мощный, здоровый парень. Он достаточно открыто общался с иностранцами. По-моему, у него была какая-то нерусская барышня из FIS, которая его свела с людьми из этой темы.
В то время все было гораздо проще. Запланированное мероприятие сложно было отменить с помощью каких-то политических решений. Ощущение, что на Манежной площади можно сделать праздник, было гораздо реалистичнее, чем сейчас. Тогда наши друзья первый раз попробовали использовать сценическое оборудование (металлические трубки, лайер - прим. ред) не только для сцены, но и для горки. Это был достаточно новаторский момент — сделать горку с искусственным снегом в осеннее время. После этого произошел мощный скачок у инженерных людей, кто позже занимался строительством трамплинов. Люди увидели новые возможности.
На событии было очень много народа. И ощущение такое, что ты стоишь на трибуне и на тебя все смотрят. С моей точки зрения трамплин со снегом был не на разогреве у The Prodigy. Это были два мощнейших полноценных мероприятия в одном. Это было первое событие, связанное со сноубордом в России. Именно здесь люди в таком количестве первый раз увидели сноубординг! До этого не было ничего.
Дрю Стивенсон Сооснователь и CEO международного рейтинга сноубордистов и соревнований TTR, Ticket To Ride, основатель и CEO журнала MethodMag, главный редактор журнала Onboard в течение 8 лет. На соревнованиях отвечал за иностранных райдеров
Все началось с того, что некие парни Джеймс и Райан продавали бренду Ballantine's идею участия в сноубординге. Это очень интересная история.
Одно время бренд виски Ballantine’s был на подъеме, особенно после Первой мировой. У них был один секрет. Когда британские солдаты возвращались с фронта, представители бренда были среди немногих компаний, встречавших их в порту. И когда солдаты выходили на сушу, им давали по бутылке виски со словами «Спасибо, что сражались за нас на войне». Это очень сильно увеличило узнаваемость бренда. Каждый солдат получил по бутылке, поэтому в следующий раз, когда он шел в бар за виски – он выбирал Ballantine’s. Но в какой-то момент этот эффект начал сходить на нет. После небольшого исследования выяснилось, что все те лояльные солдаты постарели и начали умирать – спустя 50-60 лет после войны доля рынка стала резко сокращаться. И тогда Джеймс и Райан пошли к Ballantine’s и начали продвигать идею сделать что-то молодежное. Так родилась концепция Urban High Series.
Серия ивентов
Urban High Series – это был ивент не только на Красной площади. В первый год мы были в Праге, Берлине, Париже и Лондоне. В следующем году была Красная площадь. Затем Стамбул, Валенсия в Испании и другие города. За два года Джеймс и Райан выбили у Ballantine’s достаточно денег, чтобы провести эти события в разных частях мира.
В то время я был главным редактором журнала Onboard. Они пришли ко мне и попросили помочь с отбором райдеров для ивентов. В каждом контесте участвовало по 16 райдеров: я отбирал 14 человек, плюс мы брали двух местных ребят, чтобы дать им шанс посоревноваться с про. Вот моя роль в этих событиях.
Это были времена еще до появления рейтингов TTR (Ticket To Ride), но для меня это был шаг в сторону их создания. Тогда оргкомитетом была Международная федерация сноубординга, ISF. Потому что уже в 1997 году FIS (Международная федерация лыжного спорта) стала проводить чемпионаты мира, так как сноубординг был впервые включен как дисциплина в Олимпийские Игры в 1998 году в Нагано. FIS занимались отбором на Олимпиаду, пока ISF не стал банкротом. И тогда мы создали рейтинг TTR. Но тогда не было соревнований по биг эйру. Что мы сделали – мы создали интегрированную систему рейтингов, в которую были включены биг эйр (тогда это был слоупстайл, который включал в себя биг эйр), хафпайп и квотерпайп. Так что по сути моя часть работы по ивентам заключалась в отборе 14 или 15 международных райдеров, я их всех знал, это были мои друзья. Я знал, что они круто катаются, что они заслуживают шанс показать себя. Среди них были Max Perotti, Steve Gruber, Tomas Johansson – все ребята, которые на тот момент составляли элиту сноубординга.
Джейм и Райан не знали, как связаться с ними. А я знал этих ребят и знал, что за бесплатно ничего не происходит, в том числе и в сноубординге. Тогда уже был Air&Style, это был самый большой контест по биг эйру. Но я предложил ребятам нечто большее – возможность проявить себя. И это была самая легкая работа в моей жизни. Сейчас у райдеров куча обязательств – съемки, реклама и т.д. Тогда они ценили любую возможность и мечтали только попасть на обложку журнала. Они были рок-звездами того времени. Некоторые райдеры сейчас избалованы, они уже всё видели в роликах, видели съемки с контестов, были на ивентах, у них есть свои ожидания, они знают, что призовой фонд на соревнованиях может быть огромным. И они уже реже дают интервью, они превращаются в… Это как в футболе. Есть суперзвезды с миллионными контрактами, и уже сложно делать какие-то добрые хорошие вещи – например, тренировать детей или что-то такое. Все изменилось, стало немного таким в стиле Shaun White. Ты не можешь пойти кататься, пока не приклеишь стикер на шлем. Тогда все было проще: райдеры ценили гостеприимство, легко общались.
Они уже были победителями, ты выходишь и… посмотрите на фото – кругом толпа. На километр вперед – везде люди. Было очень холодно, все в куртках, но все, что ты видел – это большое розовое пятно из лиц, не было видно одежды, только лица, настолько плотно все стояли друг к другу. Когда был чей-то проезд – было видно, как трясется трамплин, столько энергии исходило от людей. Казалось, что кто-то точно убьется. Это было нереально.
Рок-н-ролл
Идея ивента была проста – музыка, сноубординг и фри бар от спонсора. Кстати, The Prodigy выступали на всех семи событиях. У них это было прописано в контракте. Что касается моей роли – мне просто повезло оказаться в нужное время в нужном месте. У меня было много энергии, выпал шанс заняться чем-то в полную силу. Плюс я знал всех райдеров, которые могли сделать крутое шоу. Это были не просто ребята, которые знали пару трюков, они собирали вокруг себя толпы, знали, как работать с публикой. Думаю, что Москва, Красная площадь, стала кульминационным моментом рок-н-ролла в сноубординге.
После этого было много похожих событий. Но я думаю, что тур Ballantine’s был лучшим – возможность приехать в Россию и выступить перед толпой в 250 000 человек, при том, что это был бесплатный ивент на Красной площади в 1997 году – полный рок-н-ролл.
На самом деле это был микс рок-н-ролла и такого Дикого запада. Два в одном. Нас заселили в роскошный отель, в 300 метрах от Красной площади. Я так ни разу и не дошел до завтрака, но говорили, что его сервировали в бальном зале. И еще у них на завтраке дама играла на арфе, на огромной арфе в полный рост.
Жак Ширак, президент Франции, остановился в том же отеле в то время. Там были французские секретные службы, русские секретные службы. А мы возвращаемся в отель нереально пьяные, водка у вас очень хорошая, кстати. Я пытаюсь завязать шнурки и все время падаю, мы пытаемся пройти через охрану в наши номера. Мне тогда помог Дэвид Винсент – еще один райдер, который выступал на Красной площади.
Все, что было после Красной площади, было имитацией. Хотя думаю, что некоторые ивенты были очень хорошими, может более спортивные, как, например, European Open, US Open, или X-games. Но в остальном Красная площадь была лучшим ивентом – в плане нереального опыта, супер шоу, оплаты – каждому райдеру платили сразу 3-4 организации. Призовой фонд был 30 000 долларов, каждый райдер получал по 2000. Надо только приехать. Это было легко продать прорайдерам. Реально легко.
Картинка была сумасшедшая: биг эйр, рампа, сцена, огороженная VIP зона и огромная толпа вокруг. Было минус 2 градуса, шел снег с дождем. Ужасная погода. И на самом верху конструкции трамплина ты чувствуешь, как она шатается. Я стоял там c одним из фотографов, и он мне говорит: «Кто-то сегодня здесь погибнет». Сумасшествие. И эта атмосфера – Россия только вышла из коммунистического застоя, только начала открываться Западу. Было много денег, так как чтобы что-то произошло – нужно было кому-то заплатить. Реально, Дикий Запад. Возможно, у вас и сейчас так, я не знаю.
С того места, где мы сидели, была видна улица, ведущая к Красной площади и к месту события (Тверская – прим. ред.), она вся была в людях, мы смотрели на эту огромную толпу, как будто футбольный стадион полностью заполнили людьми. Было 250 000 человек. Было очень холодно и пар от дыхания создавал иллюзию тумана, поднимавшегося над этой толпой. Это было нечто, это был самый сумасшедший ивент в моей жизни. Я много чего делал, но это было что-то.
Когда мы делали ивент в Праге, он отличался, но был тот же энтузиазм. Думаю, по той же причине. Чехи тоже долгое время были закрыты от Запада. Группа The Prodigy и сноубординг оказались у них в нужном месте, в нужное время, с правильной концепцией. То же самое произошло и в Москве. Мероприятие было бесплатным. Все, кто хотел прийти и посмотреть, могли просто прийти. Думаю, в 1997 году The Prodigy были на пике своей карьеры. Многие бы заплатили за билеты, чтобы попасть на их концерт. А здесь – бесплатное часовое выступление перед толпой в 250 000 человек. Сумасшествие. Я называю это правильной концепцией. И не думаю, что мероприятие сработало бы, если бы это был только сноуборд контест. Важна была именно комбинация всего – свет, музыка, движение. И да, у нас была куча фанатов, сложно было попасть в отель, где мы жили. Даже меня раздирали на части, думая, что я райдер. Это было нечто.
Помимо сноубординга, там стояла огромная рампа для катания скейтеров и BMX-еров. По тем временам она была нереально крутой. К вечеру становилось холоднее, дождь прекращался, поэтому у них было крутое шоу. BMX и скейтбординг были тогда очень техничные, на хорошем уровне, но сноубординг был на порядок зрелищнее. Особенно для России. Для меня сноубординг сейчас стал чем-то скучным, отчасти из-за того, что раньше были такие ивенты, как Красная площадь в России. И это было нечто. А сейчас нам надо делать ивенты на Луне, чтобы кого-то удивить. Только тогда это будет так же интересно, как было в Москве.
The Prodigy
Я могу рассказать много историй о Prodigy, которые произошли за время этого тура. За некоторые из них меня могут арестовать. Хотя о них я, наверное, умолчу. Я познакомился с ними в Англии, в 1991-1992, я тогда еще не работал в журнале Onboard. В 1992 году они для нас были просто ребятами, которые диджеили и катались с нами на искусственных склонах в Брайтоне.
Мы их знали, не так, чтобы хорошо, но катались с ними частенько. И они нам говорят, что у них выходит альбом, да, круто, но мы не особо впечатлились (смеется). В начале 90-х все были диджеями, все выпускали альбомы, ничего такого. А это был первый альбом Prodigy – Experience. И он вышел, и потом я просто офигел, ведь это были ребята, с которыми мы просто вместе катались на сноуборде.
Музыка и сноубординг
Тогда между сноубодингом и музыкой была тесная связь, все было по-другому. Я был знаком с Skunk Anansie, Goldie, знал ребята из Blur, Jamiroquai. То есть ты не просто слушал их музыку – ты с ними тусил и катался и все такое. Крутое было время. Ко второму году Urban High Series все были в экстазе. Не самая большая конструкция трамплина, но ты выступаешь перед огромной толпой. Это конечно не Air&Style, немного другое. Но это ощущение, когда все райдеры вместе, и куча людей на тебя смотрит, хоть и трамплины не рассчитаны на высокий уровень катания. Но это больше про шоу, было весело. Именно эта концепция убедила меня участвовать в организации событий.
Тур Urban High был рассчитан на несколько лет, но на третий год уже не получили денег, к сожалению. Но было круто, в первый год ивент проходил каждые две недели, на выходных мероприятие, потом две недели перерыв и снова мероприятие. Одни и те же парни каждые две недели. Расписание на второй год было более плотным – на этой неделе мы в Москве, на следующей – уже в Валенсии, через неделю – в Париже, потом Стамбул. Мне кажется, Стамбул был последней остановкой в туре.
Было интересно, я в какой-то момент вел автобус, вез австрийцев, по пути мы подобрали шведов, мы ехали в Цюрих, чтобы полететь в Москву, а оттуда я ехал на автобусе в Париж на ивент. Эта атмосфера тура, когда ты часть большой группы людей, все переживают нереально крутой опыт. Это то, из-за чего я во все это ввязался. Ребята придумали очень крутое событие и создали такую платформу, благодаря которой у каждого была возможность попасть на мероприятие – у знаменитых райдеров и местных ребят, в итоге собралось такое тру коммьюнити. ISF была хороша с точки зрения чистого спорта, но они не смогли передать и ту атмосферу, которая царила в то время вокруг сноубординга.
Тур по Москве
Во время приезда в Москву в какой-то момент мы решили сходить в ночной клуб. Мы подходим и видим, как вышибалы выносят какого-то избитого парня, кругом кровь. И они видят нас и говорят: «О, заходите, добро пожаловать». В Парк Горького тоже ходили, уже тогда там было очень круто, это было прям вау. Мы много гуляли. Мы приехали где-то за два дня до ивента, чтобы раскататься, и нас везде водили и показывали город, не помню уже имен, мы все время были такие пьяные, что я бы их все равно не запомнил. Но все ребята были очень гостеприимные, водили нас по традиционным русским ресторанам. Было очень вкусно.
Помню один момент. Мы пришли в ресторан, все уже были готовы выпить. Нам подают напитки, не в больших стаканах, а поменьше, и стакан ледяной, весь покрыт инеем. А это крутой ресторан, и я спрашиваю: «Это что, вода? Или что?». И я думаю – надо попробовать, это может быть вода или водка. Мы выпили 4 или 5 таких стаканов и потом – бум! – и ты максимально пьяный. Это в ту ночь я не мог завязать шнурки. Вообще было много тусовок. Местные ребята просто сажали нас на автобус и везли в какое-то место, оттуда в другое. После мероприятия тоже были тусовки, сплошной дебош, но было супер круто.
Воспоминания
И в девяностые и в двухтысячные сноубординг – это был полный фан. Не знаю, стало ли это мейнстримом или чем-то еще, не могу сказать, что сноубординг потерял свою экспрессию, просто тогда он был другим. Для меня это одна из причин, почему я в конечном итоге ушел из сноубординга.
Но однозначно ивент на Красной площади в Москве, Ballantine’s Urban High – это было какое-то фрик шоу в хорошем смысле. Оно было идеальным. Все сложилось – правильные люди в правильном месте в правильное время. Идеальный тайминг. Тогда ведь в России ничего подобного не происходило. И это должно было там произойти, надо было сделать ивент на Красной площади. Посмотрите фото! Люди в униформе, сдерживающие толпу. Сцена раскачивается, кругом туман или пот, не знаю. Это было просто нереально.
Но с другой стороны, Красная площадь буквально убила все, так как все, что было потом, уже не было таким эпатажным. Возможно, следующая остановка в туре была хорошим ивентом, Air&Style – нереально крутой ивент. А Красная площадь была реальным Диким Западом. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Сноубординг, скейтбординг. Россия только отошла от коммунизма, в политике сменились правила, но еще ничего не устаканилось. У молодежи появилась возможность проявить себя, увидеть Prodigy на сцене. Они олицетворяли все амбиции, которые только могли существовать.
Насколько я знаю, никто не умер, хотя казалось, что точно кто-то погибнет там. Иногда вещи выходили из-под контроля. Например, все райдеры рассказывали одну и ту же историю. В какой-то момент группа людей начала драку, и в течение 5-10 минут полиция очистила пространство в 60 квадратных метров, жестко избила их и утащила в машины. То есть они [полиция] терпели кучу вещей, которые там творились, но не драку. Это было очень круто. Этот ивент – лучшее, что случалось со мной. А я много видел, мне есть, с чем сравнить. Не то, что я попал на классное шоу и мне там понравилось. У меня за спиной 25 лет крутых шоу и ничто не сравнится с Россией.
Красная площадь стала эталоном, несколько ивентов были близки к этому, но никто не превзошел Москву. Для меня это было лучшее время. Если сравнивать сноуборд с музыкой – то это было как Вудсток, за исключением Prodigy. Вудсток как раз об этом – идеальный микс правильного места, времени, идеи, правильных музыкантов. Я имею ввиду, если тебя там не было – то тебя там не было. Даже если сейчас будет Вудсток номер 2, 5 или 10 – это будет уже не тот Вудсток, который был изначально. Все последующие – уже коммерческие проекты. А тот первый остался там, в истории. И если вас не было тогда на Красной площади, вы пропустили нечто невероятное! (смеется).
Анатолий Власов
Перформер, хореограф, режиссер и грантовый аспирант артистических наук французского университета Сорбонна. Создатель компании IDCore в Париже. В данный момент снимает трехсерийный фильм-перформанс в Китае, Бразилии и России. На соревнованиях - идейный организатор события.
Я заварил все это дело, потому что я был совсем молодой (в 97 году Анатолию было 24 года – прим. ред.). Все началось с того, что папа поставил меня на лыжи в четыре года. Я этим заинтересовался рано. Тащило меня от всех этих видов спорта, и, в основном, от сноуборда. Каждый год я ездил на Кавказ. Я постоянно этим занимался, и у меня были возможности пробовать всякие новые штуки: сначала монолыжа, потом сноуборд. Отец сам катался и иногда ездил за границу — как что-то появлялось, он это привозил.
Виталик Михайлов (известный сноуборд-фотограф, фоторедактор русской версии журнала Onboard – прим. ред.) был моим лучшим школьным другом, и я поставил его на сноуборд, а до этого он занимался хоккеем. Потом уже в Москве появились люди, которые начали свои доски делать, Громель, кажется. Мы заказали у них доску с рисунком — купили ее на двоих, чтобы сэкономить.
Камчатка
Был у меня хороший друг, Володя Попов, мы с ним тоже катались много. Сейчас он работает за границей, он тренер — летом по кайту, а зимой по лыжам и сноуборду. Тогда он был ювелиром. И регулярно возил из Москвы свои ювелирные изделия на Камчатку. Он мне как-то говорит: «Толя, Камчатка — это полный пи**ец, там 130 вулканов, на 4000 метров извергаются». Мы вообще были любителями природы. Как у серферов удовольствие было не только в самом катании, но и в катании в каких-то природных пространствах. Не только выделывать какие-то трюки, но и романтика — кататься в каких-то горах. Это было мощным стимулом, чтобы куда-то ехать и о чем-то мечтать.
Камчатка в этом смысле была совершенно сумасшедшим направлением. Она же раньше, в советские годы, была закрыта — помимо всякого золота и икры, там были атомные подводные лодки. А во время перестройки Камчатка открылась, и туда попали люди. Там действительно в общей сложности 120 или 130 вулканов, из них 20 или 30 — активных. Вся эта вулканическая активность создает некий микроклимат, который выражается в смеси цветов пейзажа, флоры и фауны. Очень красиво, дух захватывает.
Я поехал во Францию — от матери к отцу, как говорится. Отец у меня работал в бизнес-школе, и я в эту школу поступил — я мог не платить, потому что мой отец был преподавателем. Бизнес никогда не был моим желанием — в Москве я учился на факультете социологии. Хотел заниматься психологией, а родители сказали, что с социологическим образованием легче найти работу. Но я попал во Францию, и надо было остаться там жить, социологом там не заработаешь. Поэтому пошел учиться бизнесу. Даже если мне это было неинтересно, это было очень здорово — в той бизнес-школе большой упор делался на практику. В первый год — 80% теории и 20% практики, а во второй — 50% теории и 50% практики. Вот 50% практики — это какой-то проект. Им может быть что угодно, лишь бы там были какие-то обороты денег. Я решил делать проект в той сфере, которой я всегда хотел заниматься — на тот момент это был сноубординг. И моим первым студенческим проектом стал тур на Камчатку для французских прорайдеров.
Этим проектом я занимался с двумя французскими студентами. Один бы я, может, и не осилил. Я не так долго был во Франции, а здесь друзья-однокурсники, с которыми мы сошлись на почве сноуборда. Я рассказал, что есть такое место в России, где можно покататься на вертолетах. И мои коллеги загорелись этой идеей.
На Камчатку на грузовом самолете
Помню, что я съездил на разведку один — вполне возможно, что я ездил кататься как раз с Володей Поповым. Мы летели туда на грузовом самолете. На Камчатку везли водку и шампанское, по-моему, а обратно — замороженного лосося. Это огромные грузовые самолеты, весь фюзеляж заполнен грузом. Ты платил за билет в два раза меньше, чем обычно — и можно было лететь на коробках в фюзеляже. По дороге туда фюзеляж был полностью завален водкой, шампанским и шоколадом — 15 часов лежишь чуть ли не под крышей. Летят человек 10-12, все пьют в основном. Обратно везут мороженую рыбу, она тяжелее — поэтому она лежит на полу, а весь фюзеляж пустой. Такое впечатление, что в холодильнике летишь. Слава богу, у меня был с собой параплан — мы в него завернулись, чтобы спать, иначе было бы очень холодно. Обратно с нами летел только один чувак, хозяин всей этой рыбы, по-моему. Он так все 15 часов стоя и пролетел. А мы в параплан закутались и смогли спокойно поспать.
Я ездил на разведку, чтобы понять, где, что и с кем делать. Как раз с Максимом Балаховским там познакомились. Надо было понять, какой вертолет, сколько стоит, куда лететь. Затем мы сделали программу. Сначала мы хотели туда отвезти студентов, потому что во Франции студенты часто выезжают в Альпы кататься на лыжах. Эта идея быстро отошла, потому что французским студентам, естественно, духа не хватит, чтобы ехать на конец света и летать на советских вертолетах. Слишком авантюрно. К счастью, мы очень быстро направились к профессионалам — звездам сноуборда.
Некоторым прорайдерам очень понравилась наша идея. И когда их это заинтересовало, мы нашли всяких корреспондентов из профильных медиа, режиссеров и спонсоров. Правда Quiksilver и A-snowboards давали только доски и одежду, а нам нужны были деньги. В первую очередь – на перелет и вертолет. У одного из организаторов, Поля Люза, был знакомый врач, который работал спасателем в горах. Через него мы вышли на какую-то фармакологическую компанию. Они давали нам лекарства для пожилых людей, чтобы мы тестировали их на высоте. Не помню, сколько они нам за это платили, но этого нам хватило на какое-то количество вертолетного времени. Вся группа и все спортсмены тестировали эти медикаменты на высоте. А билеты до Камчатки я нашел случайно. Я познакомился с человеком, который продавал билеты в «Аэрофлоте». Я ему, наверное, по-человечески понравился. В общем, я как-то пробил билеты сначала из Парижа в Москву и обратно — то ли 10, то ли 15 штук. И потом по телефону связался с новой авиакомпанией «Ориент», которая летала из Москвы на Камчатку. Они нам дали 15 билетов туда и обратно как промо. Так мы и организовали эту экспедицию. Вся подготовка заняла у нас 6 месяцев.
Самое интересное, что, на мой взгляд, было в этом путешествии — это извергающийся вулкан. В пределах двадцати километров по диаметру снег был черный, покрытый пеплом. Мы по этому снегу катались. Ну, кататься по нему было не очень прикольно — он больше напоминал летний снег на леднике, — но зато мы сделали много классных кадров. Белые взрывы снега, следы на черном фоне.
С Камчатки на Красную площадь
После того, как я сделал этот проект, я лично для себя понял, что могу делать что угодно. Ну и если делать сноубординг в городе, то не просто где-то, а на Красной площади. Красная площадь тоже была в каком-то смысле студенческим проектом. Это было на третьем году бизнес-школы. Там было 80% практики и 20% теории — надо было идти на стажировку в какую-то компанию или просто где-то работать.
Я реализовал Камчатский проект, поэтому президент школы разрешил мне опять делать собственный проект, а не работать на кого-то. Таким проектом стал ивент на Красной площади. Это были уже совершенно другие бюджеты и другая ответственность. Сначала я поехал в Москву, чтобы понять, как это все делать на Красной площади — через кого надо заходить, кому платить, чего, куда... У меня был школьный друг, его папа был очень важным человеком в КГБ. Я пытался через него все это сделать, но не получилось. Но потом он послужил мне надежной «крышей».
Была такая маркетинговая компания Richmond & Towers, которая занималась Ballantine's Urban High в разных городах. Это была их фишка — они делают ивенты в каких-то прикольных местах. Мне их посоветовали, и в один прекрасный момент я пришел к ним и предложил Красную площадь. Хотя Красная площадь не была за мной закреплена прямо уж. Была идея, было желание, но, естественно, когда это Красная площадь, то все начинает быть очень сложно. Если вы не сын министра, то я не знаю, как вы вообще туда можете попасть.
Англичане были такими акулами бизнеса, им пофиг, что сноуборд, что Красная площадь. Они бы с удовольствием меня обошли, но не сделали этого, потому что не знали, кто за мной стоит. А за мной никого не стояло, кроме папы друга. Но я же не его сын [смеется], он бы не вступился. А может быть, и вступился — никто не знает. Я это к тому говорю, что все держалось непонятно на чем. С другой стороны, меня немножко защищал человек из Швейцарии, с которым я тогда познакомился, и который организовывал подобные события. Его звали Renaud de Watteville, его компания Swissmat представляла интересы Nestle. Он относится к этому более по-человечески, а не только как к источнику заработка.
Мне тогда было всего 24 года, а они там все о каких-то серьезных вещах рассуждали. Тем не менее, у меня уже была репутация — я был не с пустыми руками. В конце концов, это все как-то зашевелилось и произошло. Организатором со стороны Москвы была администраторша-продюсер Пугачевой. На мой личный вкус, она была настоящей акулой. Когда она входила в свое огромное двухэтажное бюро, она постоянно орала на всех. Мне это, конечно, совсем не нравилось. Плюс еще англичане, которые хотели обмануть и подставить. Все это было достаточно жестко. Я попал в шоу-бизнес высокого уровня — куда я, собственно, не стремился. Я попал туда из-за увлечения сноубордом и какими-то сумасшедшими местами — и очутился в одной лодке с людьми, которые мне были антипатичны. Тем не менее, все это уже было заварено, а я люблю идти до конца. Все это произошло, все сделалось. Было какое-то огромное количество народа — 400 тысяч человек, я уж не помню, какие-то совершенно сумасшедшие цифры.
Помню, когда за несколько часов до начала я спустился в толпу, чтобы ее немножко почувствовать, то понял, что если тут же не вернусь обратно, я уже никуда не вернусь, я там останусь. Это было интересно, меня всегда интересовали вот такие междисциплинарные вещи. Ballantine's Urban High соединял три вещи: сноуборд, музыку и site-specific — какое-то особое место, которое по идее предназначено не для сноубординга.
Разочарование в шоу-бизнесе
В какой-то момент англичане и продюсер взяли все на себя. Я все время там присутствовал и что-то делал, но мне было 24 года, и за мной не было ни денег, ничего. Я все это заварил, но в какой-то момент — речь ведь идет об огромных деньгах — я уже был просто рядом. Чтобы организовать такие вещи, нужно быть миллионером или иметь кого-то, кто может за это платить. Я был тем человеком, который дал идею. Сказать, что я организатор, это было бы немного неадекватно — сам один я не смог бы это сделать. У меня не было опыта. Если экспедицию еще можно как-то сымпровизировать, то такой ивент на Красной площади — невозможно. Как следствие, я просто слился с англичанами и московскими SAV Entertainment, так, по-моему, они назывались.
Мир шоу-бизнеса меня, если честно, расстроил. Я понял, что я немного удалился от того, что мне было интересно. Мне был интересен сноубординг, у которого была своя романтика, высота, доброта. [смеется] А здесь такой шоу-бизнес, драйв, все под наркотиками, с золотым зубами. Конечно, интересно посмотреть, поиграть в это, но я понял, что мне этот мир не очень интересен. Я от этого потом отошел и постепенно перешел в творчество, стал заниматься искусством. Моим первым проектом была хореография дворников в Париже. В общем, я сменил направление. Никто до меня дворников не хореографировал, и никто не катался на извергающихся вулканах. Это не соревнование, дело не в том, чтобы быть первым в чем-то, просто мне всегда было интересно воплощать невозможные вещи, которые при этом находятся в кругу моих интересов. Сноуборд был моим интересом, и мне хотелось сделать с ним что-то неповторимое, что выходило бы из нормы.
Я сделал этот проект и пошел дальше. Я увидел шоу-бизнес изнутри. Мне это напомнило, как у Тарковского в «Сталкере», есть постоянно грустный поэт, которому ничего не нравится, и он говорит об обычных людях: «А они только жрут». Я понял, что они все только и делают, что жрут. В том смысле, что для них важна власть. Им по*уй – сноуборд, не сноуборд. Камчатка в этом смысле был более красивый проект — там все-таки была экспедиция, путешествие, в котором люди сплачиваются и пытаются что-то делать. А здесь – кто кому наступит на ногу и так далее. Что, наверное, нормально — когда какое-то явление перерастает некий размер, то оно начинает функционировать по другим законам. Я думаю, что есть некоторый размер события, который еще позволяет сохранить человеческие отношения, а когда он слишком большой, то там уже нечеловеческие отношения. Я там не пострадал, мне просто не понравились эти энергия и организация. Там как на войне, мне это не очень было по духу. Тем не менее, я дошел до конца.
Что любят русские
Естественно, The Prodigy сыграли большую роль в том, чтобы привлечь народ. В то же время, если смотреть на архитектуру, то трамплин был в три раза больше, чем сцена. Это впечатляло. Это все-таки было сделано англичанами, они уже делали такие ивенты, и, естественно, они делали это профессионально. И Красная площадь, естественно, привлекает очень много людей. На Казантип, я помню, люди приезжали со всего Советского Союза — как на другую планету. Перестройка, новый мир, все открывается. Мы танцуем на атомных станциях, полный пи**ец. Это было завораживающе. Я даже не знаю, можно ли это связать с каким-то русскими чертами.
Русские, по-моему, любят не только экстремальные, но и какие-то необычные вещи. Хотя в других странах тоже, наверное. Я такой трамплин впервые увидел на Трокадеро в Париже, рядом с Эйфелевой башней. Это тоже была волна чего-то нового. Появился сноуборд — вокруг этого появляется что-то интересное. Люди — как пионеры. Как революция 1917-го. Первые шесть месяцев или год — потом все это прикрыли — артисты, поэты, театр, все же развивалось во все стороны. Что-то новое пришло, новый мир открывается. В новом мире можно делать то, что не делали до этого, есть какая-то тяга к этому. Потом это все переваривается системой и рынком и начинает быть ширпотребом. Очень здорово быть в этих очагах начала.
Можно сказать, что я подтолкнул кучу народа в Москве заниматься сноубордом, но в то же время русские ведь всегда катались на лыжах. Например, мы с отцом каждый уикенд ездили в Крылатское. Горные лыжи — это был немного не народный спорт, а больше для среднего класса, что ли. Потом это все расширяется и так далее. Я к тому, что русские прекрасно знают, что такое снег.
При этом раньше ведь не было доступа к снаряжению. У кого был доступ к загранице, те и привозили что-то. Отечественного ничего не было. Что-то перекупали. Мой отец иногда выезжал за границу, у него был доступ. Один друг, у которого такого доступа не было, купил такие горнолыжные ботинки, которые после первого использования принимают форму твоей ноги. Он купил подержанные и не под его ногу — его размер, но не его нога. Он спал в этих горнолыжных ботинках, чтобы они адаптировались. Естественно, этого не произошло — это можно было только один раз сделать.
Самое главное — желание что-то делать, порыв страсти. Такой ивент поражает. Когда что-то поражает, это дает импульс заниматься чем-то необычным. Я прекрасно могу понять, что это может зарядить желанием этим заниматься. Ну и The Prodigy, это же панки такие — и на Красной площади. Даже не знаю, как вообще все это пропустили. Это как самолет, который в каком-то году сел на Красную площадь. Как его пропустили? Никому в голову не могло прийти, что такое может быть. В какой-то мере случайность здесь тоже играет роль. Мы согласовывали все это всего три или четыре часа — не успеешь понять, что, куда и где. Трамплин, снег? Ну давай. Деньги заплатите и делайте. Такие дела.
Материал подготовил Юрий Субботин
Техническая помощь: Никита Величко, Ольга Бирюкова, Кирилл Носков
Фото: theprodigyontour.com, Кирилл Умрихин и из архивов героев
сноуборд новости, видео и фото 
